Как расследование изменит Россию и Запад
Боинг был сбит из российского «Бука», который прибыл с территории РФ и туда же вернулся. С учетом того, что в России частных «Буков» нет, это, по сути, равносильно прямому обвинению в адрес Кремля. Того самого, который на протяжении последних двух лет пытался убедить всех, что именно Украина уничтожила пассажирский лайнер с тремя сотнями мирных жителей на борту. Но промежуточный отчет следственной комиссии не оставил пространства для кривотолков.
И главный вопрос теперь сводится к тому, что будет дальше. С одной стороны, следственная группа заявила, что им может потребоваться еще два года для верификации списка из ста подозреваемых. С другой, уже сегодня понятно, что эти уточнения не отменяют главного – именно Россия названа виновницей трагедии, случившейся в небе над оккупированным украинским Донбассом. И главная интрига сосредоточена в том, как долго у европейских бизнес-элит будет сохраняться иллюзия, что отношения с Кремлем должны быть восстановлены.
Мир победившей хунты
Внутренняя российская повестка стала ожидаемым заложником изначальной позиции Кремля. Той самой, которая с самого начала сводилась к непризнанию причастности к уничтожению пассажирского самолета. Теперь ставки лишь выросли. Если раньше можно было говорить о том, что это Украина фальсифицирует версии крушения, то теперь в роли «хунты» и «русофобов» оказался весь западный мир.
Итоги расследования никак не укладываются в прокрустово ложе российской позиции «это-сделали-не-мы» и теперь Кремль оказался на перепутье. Получается, что весь мир участвует в заговоре, цель которого – обвинить Москву в военном преступлении. Более того, в рамках российской версии Нидерланды, Малайзия, США и Брюссель одинаково готовы подтасовывать факты, чтобы обвинить Москву в том, чего она «не совершала».
Это важный момент. Потому что до недавнего времени Кремль уверял собственных граждан, что западный мир неоднороден. Что в Европе есть силы, которые заинтересованы в нормализации отношений с Москвой. Что причина того, почему эта нормализация не происходит, лежит в позиции США, мечтающих о том, чтобы вбить клин между Россией и Западом. А теперь получается, что и Европа, и США, и Восток (а что такое авторитарная Малайзия, как не антизападный Восток в его российском понимании) выступают заодно. И что все эти страны хотят обвинить Москву в том, чего она «не делала». Что «хунта» отныне не только в Киеве, но и в Амстердаме, Куала-Лумпуре и даже в Веллингтоне. И всему этому средоточию мирового заговора Россия вынуждена противостоять в одиночку.
С точки зрения российской логики, ответ на результаты расследования может быть только одним: рыть окопы, вкапывать танки в землю по самую башню и уходить на войну. Потому что если мир соглашается с Украиной, то, значит, весь мир решил противопоставить себя России. И потому на смену старой формуле «есть плохие США и Украина и хорошая Европа» приходит другая – «мир сплотился против нас, а потому нужно сплотиться против него».
Адвокаты Кремля
Впрочем, дело не только в том, как будет меняться российская повестка после публикации итогов расследования. Не меньшее значение имеет и то, как будет меняться после этого европейская повестка. И будет ли меняться вообще.
На протяжении последних полутора десятилетий Москва финансово поддерживала разные маргинальные европейские политические силы, которые находились либо в крайне левой, либо же в крайне правой части европейского политического спектра. Такие вложения приносят свои дивиденды – в самых разных институциях теперь находятся люди, предпочитающие выступать адвокатами российской политики по отношению к Украине. Некоторые из них совершают визиты в аннексированный Крым, другие – просто лоббируют идею отмены санкций. Впрочем, такие призывы к «нормализации» отношений с Кремлем можно услышать и из уст респектабельных европейских политических сил.
Причина этого кроется в том числе и в инерции. До вторжения в Украину Россия была чрезвычайно удобным партнером для ЕС. Москва продавала на Запад нефть и газ, покупая на вырученные деньги у Запада все остальное. Значительная часть европейских бизнес-кругов хотела бы возврата к этому формату взаимоотношений – и потому главный мотив их лоббизма связан с идеей возврата на российские рынки. Другое дело, что прежняя формула существования была подорвана не только санкциями и антисанкциями. Падение цен на углеводороды снизило покупательную способность российского потребителя. Но инерцию мышления не отменишь – до тех пор, пока в Европе сохраняется иллюзия о возможности возвращения к старому формату двусторонней торговли с РФ, бизнес-круги будут и дальше отворачиваться от факта аннексии Крыма и вооруженного вторжения России на Донбасс.
Еще одна вывеска, под которой Москва пытается продавать Западу идею нормализации отношений с самой собой, – это идея того, что Россия способна быть союзником в урегулировании сирийского конфликта. Того самого, который обрекает ЕС на проблему беженцев и необходимость участия в военной операции. В принципе, Россия и начинала свое участие в сирийском конфликте именно для того, чтобы перекрыть тему Донбасса и Крыма и вернуть себя в «мировое политбюро». Впрочем, последние конфликты вокруг участия российской армии в сирийском конфликте наводят на мысль, что цели у Запада и Москвы разные. Но все та же инерция надежд в ЕС продолжает сохраняться вплоть до сегодняшнего дня.
И этот статус-кво создает для современной Европы вызов не меньший, чем все то, что происходит в Украине на протяжении последних двух лет.
Ценности или ценники
Особенность любой страны заключается в том, что пространство обжитого мира имеет свои границы. До недавнего времени граница «Запада» заканчивалась на границах ЕС – дальше на востоке начиналась территория «former Soviet Union» (бывшего СССР). В силу объективных причин этот регион представлял для среднестатистического европейского обывателя куда меньший интерес, нежели события, происходящие непосредственно в ЕС. Но крушение Боинга – это гибель жителей из того самого цивилизационного лагеря, который принято называть Западом. И отвернуться от этого факта – равно как и от результатов расследования – довольно непросто.
В истории Европы уже были схожие прецеденты – например, авиакатастрофа над Локерби, случившаяся в декабре 1988 года. Бомба, заложенная в самолет ливийским террористом, взорвалась в тот момент, когда судно пролетало над Шотландией. Погибло 270 человек. Тогда, несмотря на то, что доступ к обломкам не был ограничен (как это было на Донбассе), расследование тоже растянулось на два года. В ноябре 1991 года обвинение было выдвинуто двум гражданам Ливии, которых Триполи наотрез отказался выдавать. Следствием этого стал целый пакет санкций: запрет авиаперелетов, поставок вооружения и технологий, замораживание всех финансовых активов страны. Санкции были сняты лишь в 1999 году, после того как Ливия согласилась выдать подозреваемых и выплатить по 10 миллионов долларов семьям погибших.
В тот момент, когда международная следственная группа, расследующая авиакатастрофу над Донбассом, верифицирует список подозреваемых, Запад вновь окажется перед вызовом. Не так уж и велика вероятность, что Москва согласится с результатами расследования, и уж тем более – пойдет на выдачу собственных граждан европейскому правосудию. И тогда Евросоюзу придется определяться: либо перешагивать через собственные принципы и исторические прецеденты, либо признавать новый дипломатический статус-кво. В рамках этого нового статуса Россия уже не является партнером и потенциальным рынком сбыта, а оказывается в роли изгоя, убивающего мирных жителей в рамках собственноручно развязанного военного конфликта.
Павел Казарин
