204484483В преддверии столетней годовщины начала Первой мировой войны этот вопрос многим представляется весьма актуальным. Подобная контрфактуальная гипотеза позволяет нам взглянуть на этот конфликт гораздо более объективно.

Люди, считающие, что человеческой историей руководит божья воля или железные законы диалектического материализма, крайне негативно относятся к вопросу: «Что было бы, если все произошло иначе?» К примеру, Эдвард Карр (Edward Carr), изучавший историю Советского Союза, считал: разговоры о том, что могло бы случиться в истории, в противовес тому, что случилось, это всего лишь «комнатная игра». А Эдвард Томпсон (Edward Thompson), автор книги «The Making of the English Working Class» («Становление английского рабочего класса»), назвал такие контрфактуальные размышления «антиисторическим мусором».

Между тем, другие историки признавались, что этот вопрос не раз приходил им в голову. «Историк должен постоянно мысленно перемещаться в такую точку прошлого, в которой известные нам факты могут привести к иным последствиям», — написал Йохан Хейзинга (Johan Huizinga). Как утверждает Хью Тревор-Роупер (Hugh Trevor-Roper), очень важно признавать то, что в любой момент истории существуют вполне реальные альтернативные сценарии развития событий.

К счастью, аргументы историков не способны помешать писателям и обществу задавать себе подобные вопросы. Возможный разгром Британии немецкими войсками в 1940 году является одним из самых излюбленных альтернативных сценариев. Уже в 1964 году авторы фильма «Это случилось здесь» («It Happened Here») Кевин Браунлоу (Kevin Brownlow) и Эндрю Молло (Andrew Mollo) выдвинули по тем временам совершенно невообразимую идею о том, что в гитлеровской Британии мог бы процветать коллаборационизм. Эта же тема была раскрыта в ряде современных работ, в том числе в романе Роберта Харриса (Robert Harris) «Фатерланд» (Fatherland»), в фильме Оуэна Ширса (Owen Sheers) «Сопротивление» («Resistance») и романе Кристофера Сэнсома (Christopher J. Sansom) «Доминион» («Dominion»), действие которого разворачивается в Британии 1952 года, которой руководит коллаборационистский режим лорда Бивербрука (Lord Beaverbrook) и Освальда Мосли (Oswald Mosley).

По сравнению с Второй мировой войной Первая мировая война редко становилась объектом размышлений любителей альтернативных исторических гипотез. Одним из исключений стал Найалл Фергюсон (Niall Ferguson), автор эссе, в котором он рассматривает гипотезу о том, что в августе 1914 года Британия вполне могла воздержаться от участия в европейской войне. И хотя его эссе сильно пострадало от того, что евроскептик Фергюсон слишком активно пытается изобразить кайзера крестным отцом Евросоюза, его описание дебатов, которые разворачивались в Кабинете в 1914 году, просто восхитительно: с его точки зрения либеральное правительство Герберта Асквита (Herbert Asquith) вполне могло решить воздержаться от участия в войне — и оно почти это сделало.

Учитывая то, что очень скоро мы будем отмечать столетнюю годовщину начала Первой мировой войны, в 2014 году, вероятнее всего, мы станем свидетелями множества споров о правильных формах поминовения погибших и о том, каковы были итоги той войны. В настоящий момент споры об этой войне ведутся между представителями двух лагерей. С одной стороны, есть те, кто считают, что эта война была, как недавно сказала Маргарет Макмиллан (Margaret MacMillan), «абсолютной катастрофой в море грязи». С другой стороны, есть также и те, кто уверен в том, что эта война не была совершенно бессмысленной. В то же время представители обоих лагерей считают, что их мнения вполне обоснованы. «Унизительно и ошибочно думать, что они заблуждаются».

Но тогда в чем заключалась суть Первой мировой войны? Утверждение о том, что это была война между империями — именно такой она и была — вполне справедливо, если мы проводим между ними границы. Однако это случается довольно редко в спорах, которые поляризуются вокруг коллективных мифов о национальной жертве, с одной стороны (во Франции и Британии), и идеи всеобъемлющей грязной катастрофы, с другой.

Чем больше мы пытаемся исследовать и выходить за рамки доминирующих версий — именно этим мы будем особенно активно заниматься в следующем году, когда будем отмечать столетнюю годовщину Первой мировой войны — тем полезнее могут быть некоторые альтернативные сценарии.

Первая мировая война закончилась в 1918 году, когда немцы признали свое поражение у Компьена. Однако с довольно высокой долей вероятности война могла закончиться совершенно иначе, весной 1918 года, если бы наступление Людендорфа на Париж и Ла-Манш увенчалось успехом. Тогда немцы почти одержали победу. Если бы это произошло, каким мог бы стать XX век?

Несомненно, в этом случае судьбу XX века определяла бы Германия. Но какая Германия? Милитаристский, консервативный, репрессивный прусский режим, созданный Бисмарком? Или та Германия, где в начале XX века сформировалось самое мощное в Европе движение трудящихся? После 1918 года история Германии представляла бы собой непрерывную борьбу между этими двумя силами, и никто не может с уверенностью сказать, которая из них могла бы одержать победу в конечном итоге.

Стоит отметить, что победившая Германия, заключающая мир с побежденными союзниками на встрече в Потсдаме, не была бы вынуждена выплачивать компенсации и мириться с трудностями, которые преследовали ее после заключения мира в Версале. В результате, пришествие Гитлера к власти стало бы гораздо менее вероятным. Следственно, не было бы ни Холокоста, ни Второй мировой войны. Если бы немецкие евреи выжили, сионизм не стал бы международной нравственной силой, которой он стал после поражения Гитлера. Даже современная история Ближнего Востока была бы иной — отчасти из-за того, что, согласно альтернативному сценарию, в 1918 году Турция оказалась бы в числе победителей.

В условиях кайзеровской Европы именно побежденная Франция, а вовсе не Германия, с большой долей вероятности могла бы стать рассадником фашизма. Однако учитывая то, что в этой альтернативной реальности французская сталь и уголь находились бы в руках немцев, военный потенциал французской армии был бы весьма ограниченным. Между тем, побежденная Британия, лишившаяся своего флота в Гельголандской бухте, была бы вынуждена отказаться от своих интересов на Ближнем Востоке и Персидском заливе в пользу Германии и не смогла бы больше сдерживать подъем национализма в Индии. Фактически Британия оказалась бы просто нежизнеспособной. В результате, современная Британия, скорее всего, представляла бы собой посредственную североевропейскую демократическую республику — как Дания только без принца.

Между тем, Америка, чье вмешательство в войну было бы успешно предотвращено победой Германии, превратилась бы в изоляционистскую державу, а вовсе не в стража международного порядка, коим она сегодня является. Франклин Рузвельт решил бы экономические проблемы Америки 1930-х годов, и ему не пришлось бы участвовать в войне в Европе — хотя, вполне возможно, ему пришлось бы вступить в войну с Японией. Советский Союз, имея осторожного, но очень сильного врага в лице Германии, мог стать серьезным дестабилизирующим фактором, но немцы никогда бы не вторглись на его территорию в 1941 году. Кроме того, если бы не было Второй мировой войны, холодная война тоже не началась бы.

Комнатная игра? Несомненно. Однако, по крайней мере, теперь мы видим, что исход войны имел огромное значение. Если бы Германия одержала победу в 1918 году, Европа была бы иной. Во многих отношениях она была бы мрачной, репрессивной и в высшей степени непредсказуемой. Между тем, утверждение о том, что в этом случае в XX веке погибло бы гораздо меньше людей, является вполне оправданным. Только один этот факт должен заставить нас задуматься. Первая мировая война стала катастрофой в грязи. Но говоря о ней, мы должны помнить не только о трагической жертве. Огромное значение имеет то, как она закончилась — то, что произошло и чего не произошло. В 2014 году мы должны попытаться выйти за рамки противоборствующих национальных точек зрения и научиться смотреть на эту войну более объективно и внимательно, чем мы смотрели прежде.

«The Guardian»(InoSMI)