Опыт Ирака, Югославии, Ливии показал, что экономить на ПВО — преступно
В России до сих пор живы приятные воспоминания о том, какие огромные потери понесла американская авиация от отечественных зенитно-ракетных комплексов (ЗРК) во Вьетнаме в 1965—1973 годах, а израильская — над Суэцким каналом в 1970 и 1973 годах. При этом нельзя не признать того факта, что после Вьетнама авиация всегда выигрывала у наземной ПВО (в том числе и в 1973 году на Ближнем Востоке). Особенно показательны разгромы, которые израильская авиация учинила сирийской ПВО в ливанской долине Бекаа в июне 1982 года, а авиация США и их союзников — иракской ПВО в январе — феврале 1991 года. Эти два примера взяты потому, что ПВО Сирии и Ирака считались мощными и современными (в отличие от ПВО Югославии в 1999 году или того же Ирака в 2003 году). Израильтяне в июне 1982 года потеряли всего один истребитель «Кфир» (сбит ЗРК С-75), в июле — один «Фантом» (сбит ЗРК «Оса»), кроме того, сирийская зенитная артиллерия сбила несколько вертолетов. США и их союзники во время «Бури в пустыне» потеряли от иракских наземных средств ПВО примерно 40 самолетов. Разгром ПВО был при этом в обоих случаях полным и абсолютным.
Кроме технических и тактических аспектов, победы авиации над наземной ПВО объясняются тем, что первая всегда владеет инициативой, а вторая вынуждена пассивно ждать. Причем изменить данную ситуацию никаким образом невозможно.
Невозможно и обойтись без наземной ПВО. Она, в отличие от авиации, всепогодна, ей не нужно возвращаться на аэродром после выполнения боевого задания, ее персонал, несмотря на сложность техники, готовить проще, чем летный состав (хотя бы с точки зрения физической подготовки), она не требует огромного количества ГСМ (зато может подключаться к внешним источникам энергопитания), у нее, как правило, больше готового к стрельбе боекомплекта, чем у авиации. Кроме того, сам факт наличия ПВО требует отвлечения сил авиации на ее подавление. Причем чем сильнее наземная ПВО, тем больше авиации нужно для ее подавления. Соответственно, авиация отвлекается от решения основных задач по поражению объектов вооруженных сил, инфраструктуры, промышленности, государственного управления противника. Тем самым ПВО автоматически решает свою задачу — прикрытие всего перечисленного от вражеской авиации. Хотя бы тем, что отвлекает вражескую авиацию на себя.
Судя по открытым данным, сегодня российская ПВО (та, что включена в состав ВВС) имеет 34 полка с ЗРС С-300ПС, С-300ПМ и С-400. В их составе сто дивизионов — девяносто один С-300 и девять С-400 (те пять полков, где имеются дивизионы С-400, включают и по одному дивизиону С-300ПМ, поскольку эти системы совместимы). В это число включен учебный центр боевой подготовки ЗРВ в Ашулуке Астраханской области, где имеются два дивизиона С-300П, при этом, строго говоря, боевой частью он не является. Кроме того, пять зенитно-ракетных бригад, преобразованных в полки, были переданы в ВВС из состава ПВО сухопутных войск — по две 2-дивизионных бригады С-300В и «Бук» и одна смешанная (два дивизиона С-300В, один дивизион «Бук»). Всего, таким образом, мы имеем 39 полков, включающих 107 дивизионов (или 38 и 105, если исключить Ашулук). На первый взгляд это кажется много.
Однако распределено все это по гигантской территории страны крайне неравномерно. Разумеется, лучше всего защищена Москва, вокруг которой размещены десять полков ЗРС С-300П (в составе двух из них имеется по два дивизиона С-400), а также все пять полков российской системы стратегической ПРО с ракетами А-135. Кстати, это единственная действующая система ПРО в мире, ибо у США сегодня есть только десятилетние разговоры про ПРО, сопровождаемые десятилетней истерикой Москвы. В 2011 году все эти полки, а также все системы предупреждения о ракетном нападении на территории самой России, Белоруссии и Казахстана составили войска Воздушно-космической обороны (ВКО). Почему этой самой ВКО достойна только Москва и почему подмосковные полки С-300П/С-400 организационно вырваны из остальной системы ПВО страны — вопросы, до сих пор остающиеся без ответа.
Достаточно хорошо прикрыт, конечно, Санкт-Петербург — четыре полка С-300П и смешанный полк С-300В/«Бук». Удовлетворительной можно считать ПВО мест базирования флотов. В районе Мурманска, Североморска и Полярного дислоцированы три полка С-300П, в районе Владивостока и Находки — два полка С-300П, причем находкинский полк получил два дивизиона С-400. В Калининградской области, где находится главная база БФ, имеется один полк С-300В и один полк С-300П/С-400. Петропавловск-Камчатский прикрыт одним полком С-300П, Новороссийск — также одним, который уже получил два дивизиона С-400.
Относительно приемлема ситуация в районе Хабаровска — один полк С-300П и один С-300В в соседней Еврейской автономной области. Еще один полк С-300П прикрывает Комсомольск-на-Амуре.
На этом все хорошее или хотя бы относительно удовлетворительное заканчивается.
В Центральном районе за пределами Московской области — один полк С-300П под Воронежем. В Северо-Западном регионе (кроме Питера и района Мурманска) — один полк С-300П в Новгородской области (прикрывает элитные дачи на Валдае). На Северном Кавказе (кроме новороссийского полка) — один полк С-300П под Ростовом-на-Дону и один полк ЗРК «Бук» в Краснодарском крае. Причем последний лишь условно можно считать частью ПВО страны. «Бук» — чисто войсковой ЗРК, включение его в систему ПВО искусственно и явно ошибочно. На все Поволжье (кроме Ашулукского полигона) — два полка С-300П (под Самарой и под Энгельсом Саратовской области). Сказать, что это много, как-то не получается. Но на востоке дела несравненно хуже.
На весь Урал, «опорный край державы», с его военной промышленностью — один полк С-300П под Екатеринбургом. На всю гигантскую Сибирь (жители европейской части, как правило, совершенно не представляют ее реальных размеров) — три полка С-300П (Новосибирск, Иркутск, Ачинск Красноярского края) и один полк «Бук» (в Бурятии), который, как было сказано, можно лишь условно относить к ПВО страны.
Все, что есть на еще более гигантском Дальнем Востоке, уже перечислено выше (один полк С-300П/С-400, четыре полка С-300П, один полк С-300В в районах Владивосток — Находка, Хабаровск — Биробиджан, Комсомольск-на-Амуре и Петропавловск-Камчатский). «Дыры» между объектами ПВО на востоке страны составляют по несколько тысяч километров, в них может лететь кто и что угодно в любых количествах. Впрочем, не только в Сибири и на Дальнем Востоке, но и по всей стране огромное количество критически важных объектов промышленности и инфраструктуры и пунктов дислокации СЯС (не говоря уж об обычных ВС) никакой ПВО не прикрыты.
В рамках Госпрограммы вооружений предполагалось иметь двадцать восемь 2-дивизионных полков С-400 и до десяти дивизионов новейшей ЗРС С-500 (последняя якобы должна выполнять задачи не только ПВО и тактической ПРО, но и стратегической ПРО) к 2020 году. Сейчас уже практически нет сомнений, что эти планы будут сорваны, хотя на самом деле и они представляются весьма скромными и недостаточными для обеспечения адекватной ПВО страны.
В частности, в начале производства С-400 внезапно выяснилось, что нам не хватает мощностей для ее производства, ибо многие предприятия давно уничтожены их собственными «эффективными менеджерами». Поэтому в авральном порядке было начато строительство заводов в Кирове и Нижнем Новгороде, что, естественно, потребует времени и денег. Впрочем, когда заводы достроят, столь же внезапно выяснится, что для них не хватает рабочих и инженерных кадров. Те, кого у нас плодят в последние годы, то есть эти самые «эффективные менеджеры», а также «звезды» попсы и спорта, «политически активная» селигерская молодежь и прочие «лучшие люди страны», для производства оружия не подходят. Тем более они не подходят для решения сложнейших научных задач по созданию новой боевой техники. Пройдет совсем немного времени — и, опять же, внезапно выяснится, что промывка мозгов и религия науку никак заменить не могут, а без науки через не очень длительный период нас возьмут голыми руками.
Ситуация усложняет то, что техника ПВО является очень дорогой. Цена одного полка (даже если в нем всего два дивизиона) современной ЗРС сравнима с ценой крупного боевого корабля. При этом меньше полка строить нельзя, ибо только он является полноценной боевой единицей. Кроме того, сейчас появилась проблема, которой практически не было в войсках ПВО СССР: объекты ПВО, даже если они расположены в глубине страны, требуют значительного прикрытия с земли от действий террористов и диверсантов-спецназовцев. Силами личного состава самого зенитно-ракетного полка эту задачу уже не решить. Кроме того, их необходимо прикрывать и с воздуха средствами ПВО малой дальности. Сегодня полки с С-400 получают для этого ЗРПК «Панцирь-С» (по 2 на дивизион), но С-300П и В не прикрыты ничем.
В связи с проблемами переоснащения ПВО новой техникой у нас иногда предлагается вроде бы здравое паллиативное решение: обеспечить прикрытие силами ПВО лишь объектов СЯС, то есть сделать «щит для меча», что, разумеется, дешевле, чем прикрывать всю страну. Суть идеи в том, что в этом случае никакой противник не сможет нас внезапно обезоружить, а, следовательно, не рискнет напасть. Увы, эта идея лишь на первый взгляд является здравой.
Как известно, главный недостаток ЗРС С-300 и С-400 — в низком темпе перезаряжания пусковых установок. Поэтому если удар будет по-настоящему массированным, то даже при высокой точности стрельбы им может не хватить ракет для поражения всех целей. Соответственно, если этих ЗРС будет мало, то те два противника, которые могут захотеть нас разоружить (США и Китай), сумеют просто задавить их массой ракет, самолетов и беспилотников, при этом и на СЯС тоже хватит. Кроме того, эти два противника могут выбрать и другой вариант — начать громить неядерным оружием наши промышленность, инфраструктуру и обычные ВС, не прикрытые ничем. Мы в этом случае нанесем по ним ядерный удар, заведомо зная, что получим аналогичный ответ? К сожалению, ни малейшей уверенности в этом нет. При таком варианте мы можем остаться с «мечом и щитом», но без страны.
Поэтому как бы дорого это не было, но прикрывать надо как можно больше важнейших объектов и даже просто территорию. Вообще, чем больше будет ЗРС, тем меньше даже у самого сильного противника возможности задавить их массой. И именно в этом случае у него резко снизится желание совершать агрессию.
Опыт Ирака, Югославии, Ливии показал, что если сэкономить (причем в первую очередь как раз на ПВО) условный миллион сегодня, то это может обернуться потерей миллиарда завтра. То есть подобная «экономия» абсурдна с чисто экономической точки зрения. Более того, и опыт европейских стран показывает, что экономия на ВС, ведущая к их предельному сокращению, то есть чисто автоматически, к утрате боеспособности, в итоге также оборачивается гораздо большими, причем часто совершенно бессмысленными расходами. Но у нас не очень принято учиться не только на чужих, но и на своих ошибках.
Александр Храмчихин — заместитель директора Института политического и военного анализа
Русская планета
