Схватка за Казахстан пока закончилась, но регион будет трясти и дальше

Не ошибусь в утверждении: погромы в Казахстане многих аналитиков оторвали от новогоднего отдыха среди ожидавшегося ими в преддверии российско-американских переговоров в Женеве затишья в мире большой геополитики. Праздники же все-таки. Однако события в соседней республике в череде актуальных вопросов поставили один, едва ли не самый важный: кто следующий?

Ибо мифы, положенные в основу существования государств на постсоветском пространстве, трещат по швам – пусть если и не на официальном уровне, то в сознании по меньшей мере образованной части населения уж точно. Исключением, по словам военного эксперта и американиста Дмитрия Евстафьева, стали Россия и Узбекистан, поскольку в этих странах миф прочно укоренен в истории.

Ташкент скользит

Среди претендентов на внутреннюю эскалацию представляется возможным назвать Туркменистан и упомянутый Узбекистан. Оба не являются членами ОДКБ и потому в случае развития на их территориях казахстанского сценария способны погрузиться в кровавый хаос, результатом которого станет фактический их распад с катастрофическими последствиями для всей Евразии.

В подтверждение своих слов сошлюсь на точку зрения политолога Мгера Щахгельдяна, сравнившего произошедшее в Казахстане с «арабской весной», во время которой прицел был взят не на отдельную страну, а на стратегически важный регион.

Соответственно если беспорядки в Казахстане инициированы извне, то есть основания полагать: прицел также был взят на регион, в котором хватает слабых звеньев.

О военно-экономическом потенциале Узбекистана я уже писал («Беспокойные соседи Ташкента»). Впрочем, в экспертном сообществе поговаривают о скором возвращении Ташкента в ОДКБ. Хотя кто знает. Думаю, на данном этапе Шавкат Мирзиеев не обделен вниманием британских, китайских, турецких, иранских и, конечно, российских и американских спецслужб.

Правда, второй президент РУ уже заявил о достаточном потенциале его страны для «адекватного реагирования на любую угрозу». Однако смею предполагать, что самостоятельно Узбекистан с инициированными извне беспорядками не справится.

«Перекресток семи дорог»

В данной же статье речь пойдет о Туркменистане – самой закрытой из всех республик на постсоветском пространстве. Разумеется, уже перечисленные участники большой геополитической игры в регионе по доступным для них каналам также проявляют повышенное внимание к Ашхабаду, что неудивительно, поскольку его значение в Центральной Азии и особенно в Каспийском регионе трудно переоценить.

Он расположен практически в самом сердце «Хартленда», некогда обозначенного английским географом Хэлфордом Маккиндером, где рождались и гибли великие цивилизации и государства прошлого: Персия Ахеменидов, держава Александра Македонского, а потом его диадоха Селевка, Парфянское, Греко-Бактрийское и Кушанское царства, империя Сасанидов, столь малознакомые большинству сограждан из-за европоцентристского представления об истории, навязываемого со школьной скамьи.

“Кремль не заинтересован в развитии афганского сценария в Туркменистане, установления протурецкой диктатуры или ориентированного на Запад «демократического» правительства по примеру грузинского, молдавского или украинского”

И именно здесь, средь песчаных пустынь Туранской низменности, близ величественных и суровых заснеженных предгорий Тянь-Шаня пролегала в VIII столетии непрочная граница между Аббасидским халифатом и империей Тан, здесь начиналась Большая игра между Великобританией и Российской империей в XIX столетии.

На современном этапе соседи Туркменистана не отличаются стабильностью внутреннего положения и сталкиваются с серьезнейшими, угрожающими самому их существованию – за исключением разве что Ирана – вызовами, формируя вокруг республики пояс нестабильности.

Да и в Иране вот уже более полувека не прекращается вооруженное противостояние сепаратистов и правительственных сил в Белуджистане, о нынешнем Афганистане и говорить не приходится, о серьезнейших проблемах внутри Узбекистана уже говорилось. Казахстан с 2022 года также не назовешь устойчивым государством.

Всем соседям Туркменистан уступает в демографическом плане. Плюс его немногочисленное население в значительной степени рассеяно в приграничных областях. Следует также учитывать свойственный среднеазиатским республикам и взрывоопасный для них конфликт города и деревни.

При этом Туркменистан обладает сильной с точки зрения внешних характеристик армией, занимающей в мировом рейтинге Global Firepower 86-е место, опережая Кыргызстан и Таджикистан. Причем в шестимиллионном Туркменистане в ВС насчитываются 22 тысячи военнослужащих, а в сильнейшей после российской и белорусской армий на постсоветском пространстве – узбекской – 50 тысяч военных на 36 миллионов населения.

При этом Туркменистан в силу географического положения контролирует энергетические потоки в регионе, обладает богатыми месторождениями нефти и газа, лежит на стыке Европы, Азии и Ближнего Востока, в зоне пересечений интересов России, США, Великобритании и Китая. Не последнее место республика занимает в геостратегических планах Турции. Не стоит сбрасывать со счетов интересы Ирана и Индии. Обо всем этом поговорим более подробно.

Туркменбаши, Аркадаг и ислам

Итак, один из главных вызовов, с которым сталкиваются почти все бывшие среднеазиатские советские республики, – радикальный ислам. Но именно почти. Исключением является как раз Туркменистан. Он не только на конституционном уровне светское государство, но и является таковым по сути. Радикальный ислам практически не проявляет себя в стране, во всяком случае в той мере, в какой он показывает себя в соседних Таджикистане и Узбекистане, и персонажей вроде Тахира Юлдашева там нет.

В каком-то смысле это связано с официальным культом личности: сначала Сапармурата Ниязова – Туркменбаши, а потом Гурбангулы Бердымухамедова. Последний вряд ли готов терпеть конкуренцию на уровне идеологии да и соображения прагматики убеждают его следовать по пути поддержки традиционного ислама суннитского толка, не претендующего на роль цементирующей общество силы. Во всяком случае главный муфтий Туркменистана Ялкаб Ходжагулыев внешне демонстрирует полную лояльность действующей власти. И авторитетом, подобным свойственному таджикскому духовному лидеру Хаджи Акбару Тураджонзоа, он не обладает.

Кроме того, почти при стопроцентном согласно данным UNESCO уровне грамотности существует надежда, что даже при скептическом отношении к культу личности действующего президента у большинства населения хватит здравого смысла не очаровываться примитивными идеями радикализма.

Тем не менее заинтересованность в смене власти, помимо сравнительно немногочисленных и ориентированных на США диссидентов, могут испытывать боевики-туркмены, еще недавно сражавшиеся в рядах ИГ – организации, запрещенной в РФ. Три года назад порядка четырехсот из них находились в граничащих с Туркменистаном районах Афганистана. Сколько их находится там сейчас после победы талибов, сказать точно не представляется возможным.

Да, есть определенные основания предполагать интерес нынешних хозяев Кабула к природным ресурсам Туркменистана и его выгодному стратегическому положению. Однако талибы понимают: прямая агрессия против соседа приведет к вооруженному конфликту с Россией, которая, исходя из соображений собственной безопасности, окажет вооруженную помощь нейтральному Туркменистану, а по данным оппозиционного Бердымухамедову «Радио Азаттык» – уже неофициально оказывала.

Не секрет, что спящие ячейки террористов могут появиться в местах компактного проживания трудовых мигрантов. Однако и здесь ситуация для Ашхабада сравнительно благоприятная, поскольку из всех среднеазиатских постсоветских республик по уровню трудовой миграции в Россию Туркменистан занимает последнее место.

Но отсутствие внешних проявлений радикального ислама отнюдь не свидетельствует об отсутствии скрытых от власти соответствующих настроений в части общества, особенно в молодежной среде.

Так, по словам военного эксперта Халмурада Союнова: «Главной проблемой я считаю наличие в Туркмении запрещенного в РФ «Талибана», мы даже не знаем, сколько их там и на что эти люди готовы. Но я убежден, что если талибы пойдут на Ашхабад, то 40-тысячная армия может увеличиться сразу вдвое – за счет примкнувших туркмен. Я уже несколько лет говорю Москве об этой угрозе, но меня, похоже, никто не слышит. Хочет Москва или нет, но воевать ей придется».

Данное высказывание лично у меня не вызывает согласия во всем. Во-первых, касательно сорока тысяч талибов, якобы готовых вторгнуться в Туркменистан. Я уже отметил, что само нападение маловероятно. Но даже если оно произойдет, неужели Халмурад на полном серьезе полагает, будто талибы бросят все силы против туркмен, в условиях: а) перспективы встречи с российскими войсками, которые, повторю, наверняка придут Бердымухамедову на помощь даже при декларируемом им нейтралитете; б) нерешенных проблем внутри самого Афганистана – прежде всего в Пандшерском ущелье – необходимости контролировать внутренние регионы страны и весьма протяженные границы?

Тем не менее игнорировать предупреждение Союнова все-таки также не стоит, равно как и следует учитывать плохо контролируемую туркменами границу с Афганистаном, протяженность которой составляет 804 километра. И если в случае одномоментного вторжения хотя бы 10-тысячной группировки, а для Туркменистана и это очень много, Россия, да, придет на помощь, то просачивание отдельных боевых групп в республику представляется вполне вероятным. И даже они могут создать угрозу власти Бердымухамедова.

«Пора валить» по-туркменски

Теперь несколько слов о взаимоотношениях Ашхабада с ведущими игроками в регионе. Начну с Турции, в которую в отличие от России достаточно высок уровень эмиграции из Туркменистана, уступающей только Ираку, Сирии, Афганистану и Азербайджану. Удивительного здесь ничего нет. Ибо жизнь в Турции богаче и возможность реализации выше. Нужно также принимать во внимание единую этноконфессиональную общность двух республик и главное – нескрываемую Реджепом Эрдоганом пантюркистскую направленность его геополитики, где трудовые мигранты – неплохое средство давления на Ашхабад.

Анкара проявляла заинтересованность в налаживании тесных экономических взаимоотношений с небольшой республикой еще с начала девяностых, первой признав ее независимость. На современном этапе Турция является вторым по величине торговым партнером Туркменистана, на территории которого работает свыше 600 турецких фирм и компаний, а двусторонний товарооборот составил в минувшем году около 658 миллионов долларов.

Нужно также отметить, что именно турецкие специалисты построили впечатляющий аэропорт в Ашхабаде и именно они соорудили крупнейший международный морской порт на Каспии – в городе Туркменбаши, что существенным образом повысит роль республики в качестве важнейшего центра транзитных сообщений и упрочит позиции Турции в регионе.

Разумеется, Эрдоган укрепляет и военное сотрудничество с Ашхабадом, поставив ему, в частности, бронированные боевые машины Amazon и Vuran. В рамках военно-технического сотрудничества Туркменистан приобрел у Турции малые ракетные катера и быстроходные патрульные корабли.

И двусторонние отношения с каждым годом только укрепляются. Так, во время своего недавнего визита в Ашхабад Эрдоган назвал Туркменистан «исторической родиной» тюрков, с чем, к слову, согласятся далеко не все тюркологи.

И все же туркмено-турецкие отношения не совсем безоблачны: нужно принимать во внимание и нежелание Бердымухамедова присоединяться к Организации тюркских государств – его республика там только в качестве наблюдателя.

Что же, здесь туркменскому лидеру не откажешь в прагматизме: участие в пантюркистском амбициозном проекте превратит его в вассала Анкары и нарушит баланс сил в Каспийском регионе, что негативным образом может сказаться на стабильности в Туркменистане и приведет к обострению его отношений с Ираном – вторым партнером Ашхабада. Протяженность их общей границы составляет 1148 километров. Кроме того, на севере Исламской Республики довольно компактно проживает туркменское меньшинство.

Несомненно, Бердымухамедов понимает, что его страна граничит с одной из ведущих региональных держав, вполне способной повторить рывок Китая, о чем я уже не раз писал («Указующий перс»). Замечу: в какой-то мере его повторяет и Турция, но несоизмеримость амбиций и потенциала может сыграть с ней дурную шутку.

В ходе недавнего визита туркменской делегации в Исламскую Республику ее президент Сейид Эбрахим Раиси заявил о готовности укреплять и наращивать двусторонние отношения, не увидев в этом никаких препятствий. Эта встреча предварила ожидаемый в ближайшее время визит в Тегеран Гурбангулы Бердымухамедова.

Думается, переговоры будут вполне предметными: Иран – важный партнер Туркменистана. Совместные экономические проекты здесь, правда, не столь масштабы, как с турками, однако их значимость для Ашхабада нельзя отрицать. Так, формирование транспортного коридора Узбекистан – Туркменистан – Иран – Оман открывает для Ашхабада кратчайшие, пишет эксперт Гарагыз Мередова, пути на мировые рынки и активно содействует финансированию проектов транспортировки туркменских энергоресурсов, грузов и товаров в сторону Персидского залива.

Совместные ирано-туркменские проекты связаны в числе прочего с наращиванием объемов экспорта электроэнергии в Исламскую Республику. Однако в отношениях между Туркменистаном и ИРИ существуют и серьезные противоречия.

Хотя бы потому, что военно-техническое сотрудничество Анкары и Душанбе угрожает интересам Тегерана на Каспии, где он является второй по силе державой и вполне способен заподозрить Турцию в стремлении посредством Туркменистана ослабить роль ИРИ в регионе. Думается, опасения не лишены оснований. Тот же порт в Туркменбаши повышает прежде всего геополитическую позицию Анкары в районе, что не нравится Тегерану.

Однако моменты недопонимания по ряду аспектов двусторонних взаимоотношений вряд ли приведут оба государства к серьезной конфронтации, особенно на фоне обострения ситуации в Афганистане и нестабильности в Казахстане. Весьма прагматичным лидерам что в Тегеране, что в Ашхабаде более выгодно сотрудничество, нежели даже намеки на эскалацию. И больше того: я полагаю, спецслужбы Ирана помогают туркменским коллегам в обеспечении как внешней, так и внутренней безопасности. Кроме того, упомянутое нежелание Ашхабада присоединяться к Организации тюркских государств, думаю, связано, с соблюдением баланса интересов во взаимоотношениях с Турцией и Ираном.

Китай. Скоро шесть лет, как обе страны заключили договор о дружбе и партнерстве. Поднебесная крайне заинтересована в стабильности Туркменистана. Ашхабад является экспортером газа в Китай и представляет собой часть проекта «Один пояс – один путь», в рамках которого действует первый трансазиатский газопровод «Туркменистан – Китай». На современном этапе Пекин активно инвестирует в туркменскую экономику.

В военно-технической сфере сотрудничество двух государств также развивается. Здесь Китай хотя и уступает Турции, но опережает Россию. На Поднебесную приходится 27 процентов импорта вооружений в Туркменистан, в частности республика приобрела у Китая ЗРК HQ-9, представляющий собой, по мнению ряда экспертов, копию С-300.

И учитывая важность тесного сотрудничества для Китая с Туркменистаном, я уверен: в Пекине внимательно следят за внутриполитической ситуацией в республике, отслеживая происходящее в том числе и в приграничных с ней районах Афганистана. Недаром в ходе своего уже позапрошлогоднего турне по Средней Азии глава китайского МИДа Ван И на встрече с Бердымухамедовым выразил готовность оказать Туркменистану помощь в защите границ, отмечает политолог Рустам Мухамедов, как традиционными, так и нетрадиционными методами. Под последними, вероятно, следует подразумевать столь модные ныне ЧВК.

Буквально пару слов о сотрудничестве Туркменистана и Индии, поскольку голос Нью-Дели все громче звучит в клубе великих держав. Более года назад стороны договорились о строительстве магистрального газопровода «Туркменистан – Афганистан – Пакистан – Индия» (ТАПИ). Соответствующая инфраструктура для приема газопровода индийцами уже создана. Проблема в Пакистане и Афганистане, где соответствующие работы ведутся с отставанием от согласованного графика. Однако если данная проблема благополучно разрешится, то двусторонние контакты, думаю, будут расширяться, в том числе, возможно, в военно-технической области.

Диалог Москвы и Ашхабада

И наконец, Россия. Разумеется, Москва, как я уже отметил, по сути гарант безопасности Туркменистана, причем не только в сфере защиты от внешней агрессии, но и от внутренних потрясений. Ибо Кремль не заинтересован в развитии там афганского сценария, установления протурецкой диктатуры или ориентированного на Запад «демократического» правительства по примеру грузинского, молдавского или украинского.

Однако двусторонние отношения носят неровный характер во многом вследствие проводившейся изоляционистской политики Ниязова, закрывшего в Туркменистане русские школы и запретившего подписку на русскоязычные издания, равно как и взявшего курс на вытеснение русского языка из социальной сферы. Бердымухамедов смягчил эту политику, но гладкими отношения не стали. В 2016-м был прекращен импорт российского газа из Туркменистана, а «Газпром» подал иск к «Туркменгазу».

После этого, правда, диалог начал налаживаться. Так, в минувшем году, быть может, под влиянием событий в Афганистане, а также вследствие переживаемого страной экономического кризиса Бердымухамедов утвердил новую программу российско-туркменского сотрудничества. Потепление отношений началось даже раньше, когда еще в 2019-м «Газпром» отозвал иск к «Туркменгазу» и возобновил импорт газа из республики, что заставило Ашхабад убедиться: Россия – самый надежный его партнер.

Даже Китай таковым не является, поскольку, как отмечает Мухамедов, получаемую от экспорта газа в Поднебесную прибыль Туркменистану частично приходится тратить на оплату кредитов, в том числе и связанных с закупкой вооружений. Турция же использует туркменских трудовых мигрантов как инструмент давления на Ашхабад с целью вовлечь его в патронируемый Анкарой Тюркский совет.

Сдвигаются с мертвой точки и российско-туркменские отношения в сфере безопасности: речь о подписанном в 2020-м соответствующем соглашении. Думаю, мотиватором для их дальнейшего развития станут афганские и казахстанские события. И если говорить о военно-техническом сотрудничестве, то следует упомянуть закупленные у России танки Т-90 С, ударные вертолеты Ми-17-1В, РСЗО «Смерч».

И тем не менее Ашхабад пока еще не выражает желания вступить в ШОС, ОДКБ и ЕАЭС, продолжая политику нейтралитета и в каком-то смысле играя с огнем, находясь в окружении более сильных соседей, у которых далеко не все в порядке с внутренней стабильностью, о чем было сказано в начале статьи. «Темной лошадкой» остается туркменская армия – да, неплохо вооруженная и обученная, но готовая ли сражаться с внешним и внутренним врагом? Вопрос, на который пока ответ дать невозможно.

Игорь Ходаков, кандидат исторических наук

Газета «Военно-промышленный курьер», опубликовано в выпуске № 4 (917) за 1 февраля 2022 года